- Подробности
- Просмотров: 1642
Коваленко Мария Павловна, бывшая малолетняя узница фашистского концлагеря. С тех далеких времен прошло 75 лет, но перед глазами все отпечаталось как в кино. В семье росло три дочери, самая старшая Анастасия, средняя Вера и Машенька. Накануне войны Маше Малаховой было всего 9 лет. Отец Малахов Павел Иванович и мама Евгения Кирилловна работали в колхозе разнорабочими. В 39-ом году колхоз направил Павла Ивановича в соседний поселок Семеново, где открылся дом отдыха для тружеников Псковской области. За отцом в поселок поехала вся семья. Вскоре Павел Иванович умер и заботы о детях легли на плечи Евгении Кирилловны. Жизнь шла своим чередом, если бы не война! В то время радио в деревне не было, вести о начале войны поступили из сельсовета. Мобилизация прошла очень быстро и через несколько дней в деревне не осталось ни одного мужика. Одни женщины и дети. Вскоре в поселок пришли немцы. Сытые с горящими глазами, оседлав свои мотоциклы, с рёвом и грохотом проезжали мимо напуганных женщин, крепко прижимавших к себе детей. Мария Павловна вспоминает: «Наш старый маленький дом стоял на окраине, немцы для себя выбирали дома добротные, стоящие подальше от леса, которого боялись. Нередко заходили и к нам, чтобы забрать продукты. Слова «матка, млеко, яйка» я запомнила на всю жизнь. С нами жила моя старшая сестра Настя со своим маленьким сыном Юрочкой, которому едва исполнилось три месяца. Помню, как однажды в дом пришел немецкий офицер с солдатами, мама держала на руках внука, я с Верой спряталась на печи. Немец учинил Насте допрос: «Где муж? – на фронте – комсомолка? – да!». Надо было видеть глаза мамы, когда услышала ответ дочери! По команде офицера солдаты повалили Настю на скамью, и стали избивать её плетками, били от души, не жалея сил. Испугавшись, я с Верой побежала в лес, мама за нами, она спасала жизнь своего внука, не надеясь на милость фашистов».
- Подробности
- Просмотров: 574
Бирюкова Римма Борисовна вспоминает своё далёкое военное детство: «Мой отец Кострицын Борис Александрович в июле 1941 года, как и все его сверстники, был мобилизован на военную службу. Хорошо помню последнюю встречу с отцом, как вместе с папой ходила в магазин за помидорами, а проснувшись утром, услышала слова мамы: «Папа ушел на фронт». В памяти остался еще один эпизод того утра. Мама, помыв пол в комнате, стала мыть крыльцо, и вдруг раздался тревожный голос проходящей мимо соседки: «Провожая человека в путь нельзя мыть пол, это плохая примета». Очень скоро об этой страшной примете вспомнила Мария Григорьевна. Не прошло и полгода, как в декабре 1941 года семья получила письмо из военкомата, где черным по белому было написано «Кострикин Борис Александрович пропал без вести». С этого дня на плечах матери осталось двое маленьких детей, которых надо было кормить и растить, ни на кого не надеясь. Днем она работала в школе, обучая детей младших классов, а вечером подрабатывала в конторе секретарем машинисткой. И в течение всего дня мы, дети, оставались одни».
Так Римма стала маленькой хозяйкой дома, на плечи которой легли заботы о братишке, которому едва исполнилось два года. Вскоре маленький брат Гена заболел брюшным тифом, и мама каждый день после работы в любую погоду ходила к своему малышу, а Римма, оставалась одна и готовила ужин, чтобы встретить замёрзшую и уставшую маму.
Военные действия, к счастью, обошли Уфу стороной, но условия жизни в городе были тяжелыми. Многие горожане, чтобы обеспечить себя продовольствием, были вынуждены заниматься огородничеством, участки, как правило, находили вблизи жилья и обрабатывали, сколько было сил. Мария Григорьевна со своей маленькой помощницей тоже нашла небольшой участок. Весной посадили картошку, в землю клали глазки и мелкую-мелкую картошку, похожую на горох, не надеясь дождаться хорошего урожая. И сколько было радости, когда осенью, прямо на поляне мама развела костер и спекла такую вкусную, такую долгожданную картошку. Кто пережил голод, знают, что ни конфет, ни сладостей хотелось в то тяжелое время. Римма Борисовна вспоминает: «Очень часто хотелось кушать, это чувство, пожалуй, было всегда. Однажды мама принесла большой твердый белый комок, это была соль. Я с подружкой хотела чуть-чуть попробовать, лизнули, … но поскольку были голодные, долго не могли оторваться от этого такого вкусного соленого комочка». Любимым кушаньем детей был гудрон, дети войны хорошо знают его вкус. По краям большого чана, где варили гудрон, дети, да и взрослые отдирали остывшие кусочки гудрона, и долго-долго медленно пережёвывая, держали его во рту. А еще вкусной и съедобной оказалась лебеда и крапива, которая росла в овраге, куда приходили многие жители, чтобы обеспечить себя ужином. Чтобы немного разнообразить свой обед, глубокой осенью, когда урожай с полей был уже убран, Римма с подружкой ходила в поле за картошкой. Сапог и калош не было, поэтому приходилось идти в тапочках и по колено в грязи искать хоть немного пусть и мороженой, но все-таки вкусной съедобной картошки. Кто пережил войну, хорошо знают, что такое продовольственная карточка, и хорошо понимают, какой ужас охватывал каждого, кто терял этот драгоценный клочок бумаги. Римма Борисовна вспоминает: «Помню мамины слезы, тревогу, боль и страх в её глазах, когда, отправляясь в магазин, она не нашла продовольственные карточки. Этот страх передался и мне, я поняла, что карточки – это наша жизнь. И, какое счастье вернулось в дом, когда пропажа нашлась!».
Когда начался учебный год, школьники помогали собирать малину для раненых бойцов. Для детей была установлена определённая норма, после выполнения которой, можно было попробовать вкусную ягоду. Но пробовать малину маленькой девочки не удалось, так как норма была непосильна для обессиленных детей. Да и съесть хотя бы одну ягодку, Римма не могла, ведь собирала она её для раненого бойца. И позволить себе такую роскошь, как одна ягодка, девочка военных лет не могла, не позволяла совесть. Вот такая ответственность была у детей, переживших военное лихолетье.